Вита Максимова
ДНЕВНИК
Посвящается моей дорогой Вишне
Жила-была девушка восемнадцати лет от роду. Училась на первом курсе юридического института и занималась на компьютерных курсах. Обычная восемнадцатилетняя девушка, с присущими восемнадцатилетним привычками, заботами и желаниями. Все называли ее Ляля, хотя в паспорте у нее значилось совсем другое имя. И как любое имя, эти два слога значительно повлияли на характер. Ляля совсем не умела злиться, ругаться и обижаться. Даже если человек уже достал ее, она мягко говорила каких-нибудь 2 тихих слова типа «отстань» и уходила прочь. Любая нормальная девчонка давно бы уже взорвалась и отчислила доставшего на три буквы. Ляля так не могла.
Институтские девки ходили сбитой кучей и постоянно строили друг другу козни. Сейчас они толпились в коридоре возле учителя, заискивающе заглядывая в глаза. Хотя учитель прекрасно знал, что в душе они его терпеть не могут, и все эти милые улыбочки и лесбиянские фразочки типа «Да, мы понимаем, вы хотите чтобы у нас были знания, поэтому задали 3 реферата. Большое вам спасибо» всего лишь и блестящая мишура из под новогодней елки. Ляля никогда в этих разговорах не участвовала, предпочитая выучить домашнее задание. А может потому что понимала – эти глупые заискивания все равно не помогут.
Она, как всегда, стояла прислонившись к батарее. В аудитории было холодно, погода за окном – просто мерзость. Мокрый январский снег падал на вязкую грязь соседней стройки, на следы от машинных колес и на случайных прохожих, сглаживая черные пятна, и превращая пейзаж в сплошное белое полотно. Может быть, какой-нибудь поэтической натуре это приподняло бы настроение, и показалось прекрасным белым покрывалом, покрывшим землю. Но Ляле так не казалось, да и не до поэзии было. Просто было холодно, стыло и хотелось спать.
От кучи девчонок отделилась Рита и побрякивая ключами от тачки подошла к Ляле.
- Ты на обед идешь? – бросила она, уже разворачиваясь к выходу.
Ляля подхватила рюкзак и пошла вслед за Ритой. Они подружились на подготовительных курсах. Ляле никогда не было понятно зачем Вита ходит на эти курсы, ведь место в институте ей было обеспеченно. И хотя, уже было точно известно, что Рита будет зачислена при любых обстоятельствах, ведь деньги за это были уплачены не малые, папа зачем-то разорился на машину - подарок за удачное поступление. Честно сказать, почти что вся Лялина группа состояла из таких вот удачно поступивших папиных детей. Зачисленных на курс только за знания были считанные единицы. Папины дочки каждый день меняли разноцветные кожаные пиджаки, а папины сыночки играли в игры на сотках во время занятий, противно пикая и мешая слушать. Как не странно Ляля не испытывала к этому зажравшемуся цвету молодежи зависти и неприязни. Ее семья была достаточно обеспеченной, папа что-то там предпринимал, мама выбивала деньги от продажи суперсжигателей жира и суперкремов от целлюлита. Денег в их семье всегда хватало, хватило и на оплату контракта учебы в институте. Просто Ляля отличалась от сокурсников тем, что поступила сама, пробив свое поступление не выгодным знакомством или пачкой зелени, а бессонными ночами. Она пыталась с ними дружить, но не могла найти общих тем для разговоров. Их постоянные рассказы о дискотеках, где кто-то напился и облевал бармена, ей были не интересны. Но в то же время она не была отделена от этого коллектива, многие уважали Лялю, приглашая ее на все те же дискотеки, в кино или в гости. Она не отказывалась. Хотя вечером ее ждала другая компания, старые друзья. С одними Ляля училась в школе, с другими ее связывали узы детства.
Вита и Ляля сели за столик небольшого студенческого кафе во дворе института. К ним присоединились остальные девчонки. Кто-то побежал заказывать хот-доги и колу, кто-то пошел покупать сигареты. Ляля очень равнодушно относилась к сигаретам, могла допустить что в компании кто-то курит. Но к курящим однокурсницам все равно относилась по особенному – курили они не потому что этого требовал организм и привычка, многие могли бы спокойно без этого обойтись. Просто некоторые считали это модным, для других это был лишний повод понтанутся красивой бензиновой зажигалкой или дорогой маркой сигарет.
Рита вытащила на стол красивый блокнот в кожаном переплете.
- Ой, - воскликнула Ляля – какой классный!
- Да, это папаше подарили – дожевывая хот-дог, прочавкала Рита. - Баксов 30 наверно стоит.
- А зачем он тебе?
- Да так, записываю что происходит… Ну, там сходим на дискач, или оттянемся в кабаке. Потом интересно будет почитать.
- Да, я тоже такую хочу. – сказала Ляля, скорее всего обращаясь к себе. Я должна такой купить.
На выходе из метро Ляля случайно обратила внимание на книжный развал. На раскладушках, радами, были уложены книги, тут же, еще на нескольких раскладушках, лежала куча канцелярских принадлежностей. Там она увидела его. Он одиноко лежал, незаметный среди тетрадок и фотоальбомов. «Ну и пусть он не в кожаной обложке как у Риты. За то будет мой, для моих мыслей и воспоминаний. Начну записывать прямо сегодня» - подумала Ляля. Заплатив хмурому и замерзшему продавцу, она положила дневник в рюкзак.
Вечером к ней нагрянула шумная компания, человек 10. От растерянности Ляля забыла спросить о цели их визита. Впрочем, цель была известна – выпить и потусоваться в тепле, на улице мела январская метель. Папа как всегда предпринимал, мама отправилась к богатой соседке, рассказывать о чудесных свойствах очередного крема. Так что дома можно было устроить мини-вечеринку. Некоторых из пришедших Ляля видела в первый раз, наверно это были чьи-то однокурсницы и однокурсники. Наскоро познакомившись, с криками и смехом гости рассредоточились по квартире. Девчонки быстренько сообразили закуску, парни выставили на стол выпивку. Обошлись одним тостом, после которого кто-то включил «нефиговый музон» и компания разгоряченная пивом и водкой потянулась танцевать.
Балкон постепенно наполнялся сигаретным дымом. Всех курильщиков Ляля выгоняла туда. И теперь там стояли замерзшие, скрюченные фигуры, втягивающие в себя продукт горения, и выпуская из легких продукт переработки. Остальные отрывались на всю катушку. От грохота глохли уши. Соседи уже привыкшие к таким сборищам не обращали никакого внимания.
Постепенно компания от легкой стадии опьянения перешла в более тяжелую. Многие уже не танцевали, а валялись в креслах или на диване, сложив друг на друга ноги. Кто-то целовался в коридоре, кто-то закрылся в ванной. Ляля глядела на это безобразие и ничего не могла поделать – виновника не было, а искать козла отпущения она не умела. Выгонять эту ораву было просто бесполезно. Ее саму уже начинало пошатывать. К тому же, во время очередного крена, она вылила на себя пиво. Заметив это, Ляля прошла в свою комнату, по дороге распихивая танцующих. Зайдя в комнату, она сняла мокрую блузку, и теперь стояла в лифчике, соображая что бы надеть. В этот момент в комнату залетела Лера.
- Ой, Лялечка, спаси меня! – запричитала она – этот козел меня уже достал! Ходит за мной всю вечеринку. Прямо не знаю как от него отвязаться.
Лера шлепнулась на диван. Щеки ее горели, а в глазах появился странный блеск.
- А что это ты голая? – спросила она.
- Да вот, кофту облила этим дурацким пивом, переодеваюсь – ответила Ляля.
Она давно уже замечала за Лерой некоторые странности. В школе они были лучшие подруги, делили друг с другом секреты. Но все изменилось после их поступления в разные институты. Лера явно поменялась, ее разговоры становились какими-то дурными. Ляля объясняла этом влиянием ее новых институтских друзей.
Наконец Ляля вытащила из шкафа кофту с какими-то сложными вырезами и завязками на спине. Просовывая руки в рукава, она поняла, что голова лезет не в ту дырку, а правая рука застряла в узле.
- Помоги мне! - крикнула она Лере - Ненавижу эти дурацкие кофты с завязочками и прибамбасами! Кто их только придумывает!
Смеясь, они выпутали Лялю из кофты.
На минуту повисла неловкая пауза. Их взгляды встретились, и то что прочитала Ляля в Лериных глазах, ей не очень понравилось.
- Лифчик у тебя новый… - задумчиво проговорила Лера и провела рукой по тонким кружевам. – Подожди, у тебя кажется сережка расстегнулась… Она обняла ее рукой, и приблизив лицо, коснулась губами губ.
- Лера, дура!! Что ты делаешь! Отстань! – Ляля кое-как выкрутилась из ее цепких объятий.
- Да, ладно тебе, Лялька. Ты прямо как маленькая… Сейчас это очень модно. Помнишь Алферову, у меня на дне рождении была? А Ленку со второго курса? Это они меня... Мне даже нравиться.. Вроде как подруги, и мужиков не надо. И все по честному, без обмана, без ревности. Ты же помнишь сколько раз я обжигалась! Сколько раз эти сволочи-мужика меня кидали!
- Ты что, в отместку мужикам, начала, ну.. этим заниматься?
- Нет, Ляля, нет.. – ее взгляд вдруг стал усталым и тусклым. На то есть свои причины. Так удобней. По крайней мере мне. Ты меня, я вижу, все равно не поймешь, поэтому пускай между нами все останется как было. Просто забудем и все. Давай?
- Давай – кивнула Ляля.
Это был самый лучший выход из данной ситуации.
Мама вернулась от соседки. Стало понятно, что пора расходится. Лера и еще несколько девчонок остались помочь убраться и вымыть посуду. Все смеялись, обменивались колкими замечаниями и шутками, все как обычно. Лера старалась от них не отставать, тоже шутила и улыбалась. Но по тому как она намыливала тарелки и кидала их в раковину, Ляля сделала вывод, что произошедшее еще не скоро забудется.
Забравшись под теплое одеяло, она вдруг вспомнила о дневнике. Но свет уже был потушен, одеяло приятно согревало от зимней стылости, а вставать так не хотелось… И дав себе обещание записать все завтра, Ляля спокойно уснула.
Ранняя весна пробивалась через шторы алым рассветом. Облака горели вдоль всего горизонта, цепляясь за голые кроны деревьев. Но клен уже распушил свои нежные комочки соцветий, а это значило, что скоро потеплеет, деревья расплескают вокруг зеленую акварель листьев.
Ляля нехотя поднялась с кровати, и, досыпая на ходу, поплелась в ванную. Так рано ее подняли не солнечные лучи, и не жгучее желание не опоздать на первую пару. По утрам они с подругой бегали на школьном стадионе. Эта жуткая на первый взгляд идея посетила Машу – подругу детства, а она заразила ею Лялю. Машка жила в соседнем доме. Ровно в 7 они встречались на перекрестке, и бежали на стадион родной школы, которую тоже заканчивали вместе.
В тинейджерском возрасте Маша и Ляля были очень дружны. Они учились вместе и жили в соседних дворах. В школе у них была своя маленькая компания: Женька, Лера Ляля, Машка и ее парень. С него то все и началось.
Маша была смешливой девчонкой с ямочками на щеках. Многие считали ее школьной красавицей. Мальчишки вздыхали вслед, а девчонки в тайне ненавидели. Среди ее почитателей один оказался самым стойким – встречал по утрам возле подъезда, носил портфель, терпел усмешки одноклассников. Их дружба продолжалась с седьмого класса. Когда, взявшись за руки, они появлялись во двое школы, учителя провожали их улыбками, а ученики шепотом за спиной.
На выпускном бале они клялись, что скоро поженятся, и пригласят на свадьбу весь класс. Только сначала нужно было подождать, пока будущий жених вернется на побывку – он поступил в летное училище, как мечтал с детства. Машка провожала его на вокзале полная надежд.
Через некоторое время он прислал письмо, над которым Маша рыдала две недели. Он писал что не готов к семейной жизни, что еще молод. Что не намерен привязывать себя к одной юбке, когда вокруг столько интересных женщин. И вообще, между ними была не любовь, а так, детство играло в одном месте.
Пережив первую волну боли, Маша твердо решила его вернуть. Она долго думала как, и решила, что лучшим средством является приворот. Подруги, конечно, жалели ее, помогали как могли, и пытались уговорить не сходить с ума. Но Маша была упорна. Обложившись книгами по прикладной магии и парапсихологии, она погрузилась в их изучение.
Маша пропала на месяц. Не появлялась в институте, не отвечала на телефонные звонки. Даже не подходила к двери, когда кто-нибудь приходил ее проведать. Ее чуть не отчислили из института.
Потом она неожиданно пришла к Ляле домой, зная что в этот день вся компания будет в сборе. На ехидный вопрос о том, как проходит процесс привораживания, она серьезно ответила, что приворот есть грех. А если он ее бросил, то так ему и надо. В его карме теперь зияет дырка, и содеянное зло еще вернется к нему бумерангом. Подруги были рады за Машу, что она смогла все пережить, и уже не плачет, как месяц назад.
Только теперь Машу - хохотушку не мог узнать никто. Она связалась с какими-то странными личностями. Эти личности собирались у нее дома при плотно задернутых шторах. Жгли благовония и раскачиваясь, пели заунывные песни на непонятном иностранном языке. Однажды Ляля, из любопытства, напросилась на их собрание. Ей пришлось просидеть весь вечер, выслушать тонну непонятных слов, и растерянно хлопать глазами. От дыма благовоний щекотало в носу и хотелось чихать.
Иногда Маша говорила очень странные веши. Она утверждала что весь окружающий их материальный мир лишь ширма, что лишь разум реален. Что человек прожигает жизнь, стремясь достичь неизвестно что. Она утверждала, что сколько бы мы не заработали денег, не имели машин и загородных вилл, в могилу их забрать не возможно. Она говорила о бренности и суете, и окружающим было совершенно непонятно откуда она берет эти глупые россказни. И Ляле тоже было трудно разобраться в этом наборе слов.
В целом, с ней было так же приятно и весело общаться, как раньше.
Добежав до стадиона, девчонки остановились чтобы перевести дыхание. Тут Ляля вспомнила о нулевой паре, на которой должны проводить семинар. Хлопнув себя по лбу и обозвав свои мозги последними словами, она побежала домой. Скинув кроссовки, и на ходу снимая спортивный костюм, она влетела в свою комнату. Среди вечного бардака на столе ее взгляд, вдруг, наткнулся на дневник. Вспомнив Машину историю, да и многое из того, что произошло после его покупки, она взяла его в руки, и даже достала ручку чтобы начать писать. Но вспомнив о том что опаздывает, она бросила его на стол, твердо пообещав себе записать все потом, когда будет время. Ведь сейчас времени не было.
Весна уже набрала полную силу. Воздух светился ароматом цветущих деревьев. Стояла прекрасная ночь – одна из тех, что побуждает поэтов слагать стихи, художников – воспевать красоту пробуждающейся природы. В такие ночи аромат цветения пронизывает каждую клетку. Хочется любить бесконечно, таять от нежности и сгорать от страсти. Хочется признаваться в любви всему растущему, живущему и существующему на земле.
Ляля и Женя возвращались из кино. Сущность их дружбы никто не понимал – мучил вопрос, как девушка может просто дружить с парнем. Тем более с таким красавцем, как Женя.
В детстве Женю дразнили сосиской – за высокий рост и худобу. Но повзрослев, он превратился в настоящего мачо. Женя ухаживал за собой, стильно одевался, всегда был опрятен и максимально вежлив. Пылкий темперамент и эмоциональность сочетались в нем с какой-то врожденной галантностью. Девчонки просто сохли по нему, гроздьями вешаясь на шею. Многие друзья завидовали Жене. «Эх ты, дурак!» - говорили они, - не понимаешь ты своего счастья. А Женя и в правду не понимал или не хотел понять. Иногда он театрально вздыхал: «Надоели мне уже эти дуры. Весь телефон оборвали.» Хотя с девушками он был вежлив и никогда не говорил грубых и обидных слов.
После того, как Женя несколько раз заходил к Ляле в институт, однокурсники подумали что он ее парень. «Нефиговый чувак!» – констатировала Рита – «А бабки у него есть?» Бабки у Жени были, причем свои. Он считал позором в 19 лет висеть у родителей на шее.
Для Ляли он был и всегда оставался другом, эдакой подружкой в мужском варианте. Она делила с ним многие тайны, плакалась в жилетку, когда в 10 классе они с Лерой не поделили одного парня. Только Женя никогда не рассказывал ей о своей личной жизни. В последнее время, слушая очередные Лялины истории, он пропускал их мимо ушей, томно закатывал глаза и вздыхал. На вопросы Ляли, в чем же все-таки дело, он отвечал уклончиво. Но как-то раз, во время очередной пьяной посиделки, все таки раскрыл секрет.
Ляля была просто шокирована – этот стильный красавец с обложки глянцевого журнала, этот мачо и сердцеед был влюблен. Только о предмете своих чувств он, говорил как-то уклончиво, со стеснением, ему не присущим. Тайна раскрылась именно в этот весенний день, когда Ляля и Женя возвращались из кино.
- Женечка, когда ты мне расскажешь про свою любовь? А то девочки меня уже затерроризировали расспросами. - игриво помурлыкала Ляля.
- Боюсь, ты меня не поймешь. – со всей серьезностью ответил Женя. – Я бы рассказал тебе все уже давно, вот только не знаю какая у тебя будет реакция.
Догадка поразила мозг, и Ляля с возмущение выпалила:
- Что и ты туда же?! Еще скажи, как Лера, что это удобно, и все такое…
Неожиданно Женя выдернул руку из Лялиной ладони. Он всегда отличался эмоциональностью, но такого она ни как не могла ожидать.
- Да, да! Скажи мне что я педик! Избей меня по голове! Ударь мою голову об стенку! – кричал Женя, и его крик постепенно набирал децибелы.
- Ты думаешь мне это все так нравиться? А вот и нет! Фиг тебе! Как надоело все скрывать! Как надоело!
На обочине валялись плиты от какой-то вечной стойки, затеянной здесь еще когда Ляля училась в 1 классе. Женя с проворством кошки вскарабкался на самый верх этого бетонного зиккурата .
- Люди! Я педик! – заорал он на всю улицу.
К счастью прохожих практически не было. Только вдалеке какой-то мужчина гулял с собакой.
- Эй мужик! Посмотри на меня! Я педик!!!!! - прокричал Женя нечеловеческим голосом. - Люди! Почему я не могу выкинуть его из своей головы!
На последних словах его голос сломался и крик закончился мышиным писком.
Ляля уже успела вскарабкаться по бетонным плитам и теперь стояла на самой верхней плите, где прыгал и кричал Женя. С каждым его прыжком плита раскачивалась и все больше сползала со своей опоры.
- Ты что делаешь! Сейчас же слезай! – с криком кинулась к нему Ляля.
Схватив его за куртку, она с силой, откуда-то мгновенно взявшейся, оттащила его с края плиты. Плита пришла в равновесие и перестала угрожающе шататься. Ляля и Женя шлепнулись на соседнюю плиту.
- Дурак! Ты что делаешь! Если бы ты упал и переломал себе все ноги к чертовой матери! – прокричала ему в лицо Ляля, несколько раз ударив его сжатой в кулак ладонью по плечу.
- Ну и что... – неожиданно спокойно ответил Женя. – все равно от этого никому не жарко ни холодно не станет.
Он поднялся с плиты, потом, как будто прислушавшись к какой-то сверлящей мозг мысли, опять опустился на прежнее место. Наклонив голову, и тихо проговорил.
- Я не могу выкинуть его из своей головы. Это происходит на уровне шарика...
- Какого еще шарика? – удивленно спросила Ляля
- Ну понимаешь... Мы с Машей недавно об этом говорили. Она мне многое объяснила. Вот, к примеру, у тебя есть тело, называется оно Ляля, и мозг у тебя есть который тоже зовется Лялей. А помимо этого есть еще что-то чему нет названия, я даже не знаю как тебе объяснить... Что-то такое, что передается тебе с рождением, что-то такое, что не имеет пола, инстинктов и желаний... Мне это всегда представлялось как шарик, расположенный где-то глубине мозга, и то же время не находящийся в теле... Он не ощутим и в то же время реален. Это не материальное тело... Наверно можно назвать его душой... Да, правильно, Маша именно так объясняла.
Он вздохнул, на секунду закрыл глаза и продолжил
- Я притягиваюсь к этому человеку этой непонятной формой или субстанцией.… Я люблю этого человека не физически, у меня нет к нему физического, телесного влечения.. А просто мой шарик привязан к нему, это происходит на таком тонком уровне, что порой становиться страшно. Почему тело играет такую большую роль? Как мы привязаны к нашему полу, зачем это тупое деление на мужчин и женщин! Наши глупые мозги не могут мыслить дальше того, что душа, в сущности, не разделяется на мужской и женский род. Какие глупые предрассудки... Наши души заключены в наших телах как в одноместных тюрьмах. И никто не знает, что будет потом, когда душа наконец вырвется на свободу. Может быть тогда мы встретимся…
Он посмотрел на Лялю долгим, полным горечи и боли взглядом. В его глазах блестели слезы. Она обхватила его руками и прижав к себе как маленького ребеночка, начала шептать:
- Ну зачем ты так… Не слушай ты эту чокнутую Машу. Она своими чакрами и мантрами кого угодно с ума сведет. … Женечка, главное не забивать себе голову всякой ерундой. Все будет хорошо вот увидишь …
Плечи Жени тряслись в унисон с Лялиным шепотом. Она продолжала тихо наговаривать ему на ухо какие-то бессмысленные успокаивающие слова.
Спустя какое-то время, они просто лежали на плитах и смотрели в бесконечный и бездонный колодец неба, в котором отражались звезды. Случайные прохожие видя эту сцену думали о разном. Кто то фыркал, кутаясь в воротник от прохладного весеннего ветра, недовольно шептал «Вот чокнутые», а кто-то, вдыхая аромат цветущей вишни, вздыхал: «Ах какая романтическая пара. Наверно они очень любят друг друга». Но все было не так просто и наивно как казалось….
Придя домой, Ляля побежала к себе в комнату и отыскала дневник, чтобы поскорее записать это происшествие. Она уже схватилась за ручку и отрыла пустую первую страницу. Но в прихожей зазвонил телефон, и она побежала брать трубку. Это была Лера. Утопая в эмоциях, Ляля затараторила в трубку то, что только что хотела выплеснуть на бумагу.
Лето. Студенты сдавали сессию. Лялины однокурсники носились из кабинета в кабинет, с зачетками, из которых торчали уголки денежных купюр. Так они пытались сдать свои «хвосты». Ляля сдала все три дня назад, и пришла в институт просто удостовериться, что все в порядке. К ней подбежал знакомый парень.
- Привет! – задыхаясь проговорил он. – Это правда что Машка институт бросила?
- Как – бросила?! - Ляля застыла в недоумении.
- Я думал ты знаешь… Она последнее время такая странная стала… Ладно, пойду я, мне еще три предмета закрыть надо.
Помахав рукой, он развернулся и затопал в сторону деканата. Ляля осталась стоять и растерянно смотреть на его спину. Потом, опомнившись, она схватила сумку, и побежала на остановку.
Через пятнадцать минут она стояла перед Машиной дверью и со всей силы нажимала на пуговку звонка. Дверь никто не отрывал. Отчаявшись, она уже направилась к лестнице. Вдруг заскрежетал замок и дверь отворилась. На пороге стояла Маша. На ней было одето что то совершенно странное – длинный балахон песочно-желтого цвета. В руках она держала четки и книгу в засаленном кожаном переплете.
- Машенька! Господи! Что все это значит?! – кинулась к ней Ляля, но та знаком отстранила ее.
- Входи. – тихо промолвила Маша. – нам нужно поговорить.
Шторы опять были занавешены. Горели свечи, дымились благовония. Маша опустилась на пол, и начала монотонно говорить, как будто читая молитву:
- Я решила уйти. Не останавливай меня и не уговаривай. Это мой выбор.
- Куда уйти? – Ляля не поняла ни слова из сказанного.
- Из этого мира.
- Ты, что умирать собралась? Вены резать?
- Нет. Из этого суетного мира. Он грешен и никчемен.
- И что, мы с тобой больше никогда не увидимся?
- Нет.
- И куда же ты собралась?
- Не спрашивай меня ни о чем. Я уезжаю в горы, в какие сказать не могу. Мое тело просто будет далеко. Не надо слез и прощаний. Радуйся жизни, люби этот мир, эту радужную иллюзию.
Маша замолчала на минуту. Потом добавила:
- Спасибо тебе за все. Спасибо за то что ты была рядом. Я буду молиться за тебя.
- Машка! Ты с ума сошла! – кинулась к ней Ляля, но она опять знаком отстранила ее.
- Ну как, как же я без тебя то! Зачем? Почему ты так решила? – Лялины глаза блестели от слез.
Маша опять замолчала. Потом проговорила чеканя каждую букву:
- Как ты проводишь свой день? Встаешь, идешь на учебу, ешь, потом очередная глупая вечеринка… А что ты сделала существенного? Ничего! Зачем ты поступала в институт, хоть знаешь?
- Родители так хотели. И чтобы учиться.
- Ну выучишься ты. А кем дальше будешь, думала?
- Не знаю. Адвокатом. Или следователем.
- Адвокатом! Следователем! Какие мелочи! Какая суета! Ты бегать утром начала только потому, что я тебя заставляла вставать каждый день. К Филатовой за конспектом зайти все откладывала , пока занятия не кончились… Ляля, да ты мою книгу третий год дочитать не можешь.
Ляля вдруг вспомнила о своем дневнике. Только вот назвать его дневником можно было с большой натяжкой – в нем не было не одной записи. Ляля вспомнила, как столько раз обещала себе начать записывать. И столько же раз откладывала. Ей вдруг стало стыдно.
Маша словно прочитала ее мысли.
- Не грусти обо мне. И не провожай меня. Мы все равно будем радом.
Из Лялиных глаз полились накипевшие слезы. Она кинулась обнимать Машу и та, на этот раз не остановила ее. Расцеловавшись, они простились.
- Прощай Лялечка.
- Прощай Маша.
Выходя из комнаты Ляля посмотрела на подругу в последний раз. Она уже успела успокоиться по своей системе с непонятным названием, и теперь сидела, сложив ноги по-турецки, повернув ладони вверх и закрыв глаза. Комната звенела пустотой и тишиной.
Ляля неслышно выскользнула за дверь. Улица обдала ее летним зноем. Не верилось в реальность произошедшего. Но зная Машин характер, Ляля поняла что теперь ее уже не остановить. Ляля подумала, что Машка была во многом права. Пусть она сумасшедшая, но ее слова заставили задуматься, вспомнить о невыполненном.. Это сознание нагнало на нее тоску и ощущение собственной никчемности. Но тут она вспомнила одно не выполненное дело, которое она может начать завершать сегодня. «Ничего, что поздно» – думала Ляля. «Пусть Маша говорит, что нельзя дважды вступить в одну и ту же воду реки. Пусть говорит что время течет, все забывается. Я то все помню.»
Придя домой она отрыла дневник из под стопки книг и тетрадей. Раскрыв его на первой странице, она уже занесла над бумагой ручку… но голова была пуста.
«У меня есть три друга - сумасшедшая, лесбиянка и педик» - записала она, медленно выводя каждую букву. Но потом, задумавшись на минуту, скомкала лист и швырнула его в окно.