Вита Максимова
БЕЗМОЛВИЕ СУДЬБЫ
Из моего окна видны горы. Сейчас зима, их колючие вершины и предгорные равнины покрыты снегом. Каждое утро, на рассвете, вершины зацветают пурпурным сиянием. Каждый склон, каждый отдельный пик пронизан кристальным розовым светом. В полнолуние горы приобретают особый вид - обычный для города смог рассеивается, и если приглядеться, можно увидеть предгорные селения, блестящую змейку электрички, и разноцветные крупинки машин.
Я жила на востоке города, на массиве Высоковольтный. Эта самая окраина. Зато мне часто завидовали друзья с Чиланзара – им, на западе, никаких гор не видно. Моя сестра – заядлая альпинистка, познакомила нас. Вообще-то я знала многих по нашей рок-тусовке или видела на сейшнах. Альпинисты - сумасшедшие люди, но увлеченные роком альпинисты – сумасшедшие в двойне. Моя сестра, вообще, увлекающийся человек – ее очень легко зажечь новыми идеями. А она, в свою очередь, увлекала меня. Рок я полюбила благодаря ей. Но горы... это отдельная история.
Подростками родители вывозили нас на отдых - на Чарвак, в Чимган, или просто в одну из зон отдыха. Сестру постоянно тянуло забраться повыше, я же довольствовалась чистым созерцанием. «Стоят себе эти горы, ну и пусть, простоят еще 200 лет. Что тебя туда так тянет?» - ругала я ее, пользуясь своим, на полтора года, старшинством. Она же, пользуясь тем что младше, мило улыбалась на мои упреки, кивала, и собирала рюкзак для завтрашнего похода. Она поднимала меня в 6 часов, и мне приходилось, матерясь, тащиться по какому-нибудь узкому ущелью, спотыкаться о камни и царапать ноги об колючки. За то она была абсолютно счастлива.
Была в Янкиной жизни еще одна страсть – она увидела ЕГО среди толпы на концерте. Он стоял среди общего угара, среди вскинутых рук и беснующихся тел. Он просто стоял и смотрел ей в глаза. Может это длилось только мгновенье…
Сколько слез было пролито, сколько стихов написано… Яна описывала его в мельчайших деталях. Казалось, за то короткое мгновенье она успела изучить каждую заклепку на его куртке. Я слышала о нем ночью и днем, в любое время суток она твердила о нем.
Но Олег был недосягаем. Сколько наших подруг вздыхало о нем, сколько сердец разбилось о его неприступную холодность. Но Яна поклялась покорить эту вершину. Она поняла что нужно не сидеть и страдать, а действовать. Она узнала все места, где он обычно бывает, какие группы слушает, чем увлекается. Она выстроила целую цепочку из его знакомых и однокурсников, пока не вышла на лучшего друга – Слэера, как его все называли. Сдружившись с ним, Яна стала часто появляться в их компании. Доступ в этот узкий круг друзей по увлечению был ограничен. Но Янка блестяще выдержала этот экзамен. Она записалась в альпинистский клуб, куда ходил Олег. До этого у нее уже был опыт скалолазания - друг отца обучал ее в наших поездках в горы. Но здесь требовалось показать себя, и сделать это ненавязчиво и незаметно, чтобы Олег, не дай Бог, не подумал что она выпендривается или хочет ему понравиться. Будучи только начинающей альпинисткой, она с легкостью взбиралась на тренировочные скалы. Но потом, придя домой, она со слезами демонстрировала мне мозоли на руках.
Шаг за шагом сестра шла к своей цели. Янка боролась за каждый его взгляд, за каждую возможность остаться с ним наедине. Ради общих тем для разговоров она перешла со своей любимой Нирваны на Мегадет и Сепультуру. Она таскала меня по вещевому рынку чтобы купить майку или бандану «как у него». Я знала каждую подробность, каждую фразу из их разговоров, каждый момент их встреч. Хотя я видела Олега лишь мельком и ничего особенного в нем не находила.
Скоро Олег начал оказывать ей знаки внимания. Подавал руку на спуске, помогал укладывать снаряжение. Яна просто светилась счастьем, и я была рада за сестру.
Однажды она прибежала домой с института и, запрыгнув на диван, прокричала:
- Нинка! Мы едем горы!
- Мы, это кто? - переспросила я.
- Ты и я! Наконец-то я вас познакомлю. Мы едем на учебную тренировку, будем жить в пионерлагере. Сейчас не сезон, они сдают нам один коттедж. Там сейчас так красиво!
Я бросила взгляд за окно. Стояла поздняя осень. Половина листьев уже облетела, и покрыла землю разноцветным ковром. Дворник жег листья, и они горели как то по домашнему, уютно, превращая город в один большой дом, а костры листьев – в угольки гигантского камина. В такое время уезжать никуда не хочется. А хочется просто прийти домой после холодной улицы, надеть теплые тапочки, поставить чай и собрать друзей… Но Яна ловила кайф от отдыха иного рода.
- Нинка, посмотришь чему я научилась! Поехали, а? Может тоже захочешь с нами… Мы недалеко…
Я даже не дала ей закончить.
- Ну уж нет. Ни за что. Мне достаточно сумасшедшей сестры. Я с ума сходить не собираюсь.
- Но ты же хотела этюды осени рисовать? Вот и попишешь, там на природе. Там же такая красота! – не отступала Яна.
- На этюды я могу с Гришей съездить. У него машина, не надо будет тащиться по слякоти чёрти куда…
- Ах, по слякоти! – рассердилась Яна – Ну ладно, не понимаешь ты нашего кайфа. Не представляешь ты, что испытываешь, когда смотришь свысока, а наш город блестит вдали, как рассыпанный бисер. Но взгляни, взгляни в окно! Посмотри, Ниночка, разве ты не хочешь сейчас быть там? Разве ты не хочешь потрогать эту красоту, почувствовать ее собственными руками? Дотронутся до снега, на который сейчас любуется полгорода? Сказать – да, я была там?
Я еще раз посмотрела в окно. Выше голых деревьев, высоток и заводских труб парили в безмолвном спокойствии горы. Закатное солнце окрашивало самые вершины в пурпурный, лиловый, розовый, во все цвета фиолетового спектра. Мне даже показалось, что в эту минуту я вдруг увидела цвета, неразличимые для человеческого глаза. А небо... огненные розы распускались над гребнями Чаткала, предгорья светились оранжево-розовым...
Решение пришло мгновенно.
- Да, поеду. – кивнула я.
Сборы были недолгими. Попрощавшись с родителями мы закинули тяжелые рюкзаки за плечи и шагнули в автобус, переполненный молодыми и энергичными людьми. Янка познакомила меня со своими приятелями. Но главное знакомство было впереди.
Друг Олега - Слэер уступил мне место, бодро поинтересовался, как я себя ощущаю в новом коллективе, и предложил горячего кофе из термоса. Я мило ему улыбалась, смеялась его шуткам… Но вдруг сизые тучи, все утро стоявшие над городом, на миг разошлись, и автобус осветил луч солнца. В этот момент я увидела в проходе Олега. Он пробирался по проходу, здороваясь и обнимаясь с друзьями. Увидев Янку, он чмокнул ее в щечку и уселся радом в кресло, которое она заботливо для него заняла. Автобус наконец тронулся.
Мы сидели напротив через проход. Янка оторвавшись от окна прощебетала:
- Ниночка, познакомься, это Олег.
Он посмотрел на меня. В его глазах горели два голубых топаза. Что-то невыносимо притягательное и тайное было в них.
Мы лежали в коттедже, сдвинув кровати в один большой топчан. Было прохладно и стыло, но этого совсем не ощущалось. Согревала молодость, близость горячих тел и бутылка вина, ходящая по кругу. Рядом Слэер бренчал на гитаре что-то из Цоя. Кто-то подпевал. Кто-то дремал, прикрыв глаза. Олег лежал на спине, обнимая Яну, что-то нежно нашептывая ей на ухо. Янка была просто счастлива, ее щеки светились румянцем и радостью. Мне было приятно за нее, ведь у них все складывалось так хорошо... Но какое-то мерзкое чувство - то ли зависть, то ли ревность каталось в мозгу холодным шариком. «Дура. Она же твоя сестра!» говорила я себе. Я вспоминала Янкины слезы, когда вечером, перед тем как заснуть, она жаловалась мне на любимого и недоступного Олега. В один из вечеров она поклялась покорить эту вершину – и она его покорила.
Прошло уже полгода. Янка повзрослела и изменилась. Я готовилась к диплому, она же прожигала второй год веселой студенческой жизни. Они до сих пор встречались с Олегом – что было необычно и как то не принято в нашей тусовке. Стремительные и страстные люди заводили легкие и короткие романы на 3 недели максимум. После чего объявляли всем - «Мы расстались друзьями». Это не мешало дальнейшему общению.
После занятий в институте Олег с друзьями подрабатывал мойкой окон высотных зданий. На их языке это называлось «висеть». Так и получалось – висишь на тросах на уровне 20 этажа, а под тобой – бездна. Яна часто бегала ему помогать - он позволял ей висеть не высоко – где то на уровне 5 этажа. Один раз я пришла посмотреть на нее. Солнце отражалось в стеклах и слепило глаза. Я наблюдала за ней, сложив руки козырьком, а она махала мне со своей высоты. Потом Олег, осторожно, словно хрустальную вазу, спустил ее на землю.
Яна звала меня еще, но я под любыми предлогами оказывалась. Зачем? Видеть что Олег счастлив с другой, пусть с моей родной сестрой, но не со мной, я не могла. На это не было сил. Слезы наворачивались не от ветра и не от яркого солнца, а от разрывающей душу боли.
Я часто вспоминала тот единственный момент, когда, на несколько коротких часов забылась Яна да и весь мир. Олег попросил меня сходить с ним по магазинам, выбрать подарок Яне на день рождения. Он никого не предупреждал, просто пришел к нам домой, когда Янка убежала в институт досдавать «хвост». Я, честно говоря, думала что это она вернулась, и открыла дверь, даже не посмотрев в глазок. На мне была только легкая летняя ночнушка. Он даже не сказал «привет». К своему стыду, а может и радости, я заметила что он откровенно меня рассматривает. Я бросила ему что-то вроде «Подожди в коридоре!», и убежала переодеваться. Когда я вернулась, он стоял у окна и вглядывался в горы. Тонкий луч бродил по его светлым волосам. Он развернулся ко мне, поправил волну волос сильной рукой. Тот же луч пробежал по его глазам, и они загорелись, как два голубых топаза на старинном мамином перстне. Наверно было нехорошо стоять вот так и разглядывать его в упор - его родинку на шее, грудь под тонкой майкой, синие жилки, светящиеся через кожу на накаченных руках. Но я не могла остановится. Он улыбнулся, подошел ко мне и легко дотронулся рукой до руки.
- Ну что, пошли? – сказал он.
Эти слова, как и все сказанное им до и после, выбивались гранитом на стенах моей памяти.
Мы вышли из дома и поехали в центр. Долго бродили по магазинам, как то машинально, болтая и даже не обращая внимания на витрины. Стояло чистое весеннее утро, солнце блестело на стеклах, и воздух был пронизан необыкновенной свежестью. Я была абсолютно счастлива. Я даже забыла, что Яна моя сестра. Я забыла о ее существовании. Мир превратился в Олега, а Олег наполнил собою весь мир.
Наконец, в одном из отделов одежды, он вспомнил что Яна давно хотела какие то глупые широкие брюки с накладными карманами. Он попросил их примерить, вертел мня из стороны в сторону, радостно твердя, что Янка будет очень рада. Потом мы долго выбирали открытку. Из вороха бумажной мишуры он выбрал одну – с каким-то идиотским рисунком и надписью «Самой единственной и любимой».
Мы вышли из магазина. Иллюзия счастья рушилась на глазах. В тот момент мне захотелось чтобы Яны не было.
В этот день Яна вновь ушла с ним «висеть». Ее не было целый день, хотя она никогда не задерживалась, и всегда забегала после четырех, переодеться и вытащить меня из дома прогуляться.
Уже наползали сумерки, когда Янка прибежала домой вся в слезах. То что она рассказала, было просто ужасно. Олег «висел» на одном высотном здании с бетонным козырьком. Как раз за этот козырек он прицепил свое снаряжение. Олег уже доделывал работу, то есть был на уровне 4 этажа, когда козырек треснул и он вместе с тросами и страховкой и полетел вниз. Здание имело внизу пристройку, которая доходила до 2 этажа. На ней собирались утеплять и гудронить крышу, по этому внизу лежали куча стекловаты, прикрытая ветошью. На эту кучу упал Олег со своей высоты. Следом упал обломок козырька, отдавив обе ноги.
Я была в шоке. Не обращая внимания на Янкину истерику, я начала собираться в больницу.
Он лежал в реанимации. За стеклянную дверь, грубо замазанную белой краской, меня не пустили. Я стекла по стенке и осталась сидеть на полу.
«Кто угодно, но не он! Пусть умрут все, но он останется жив!» – молилась я всем известным мене богам. Вбежала заплаканная Янка, и мы обнявшись просидели у двери до приезда родителей.
Олега выписали из реанимации через два дня. Мы купили коробку шоколадных конфет, яблоки и цветы. Но он спал. Желтый свет пробивался сквозь пыльные больничные окна. Его лицо казалось совсем детским, как у принца из доброй сказки. Врачи сказали что ходить он сможет, только будет немного прихрамывать.
Мы оставили шоколад на тумбочке и тихо вышли из палаты. Я оглянулась у порога. Олег по прежнему спал. Возможно мне показалось, но на его бескровных губах бродила улыбка.
Мы приходили еще несколько раз. Олег по прежнему спал. Тонкие провода капельниц тянулись к его сильным рукам. Я была уверенна, что он победит это несчастье и все равно встанет на ноги.
На 3 день он проснулся. Улыбнулся Янке и мне, спросил как у нас дела. Янка начала его целовать. Он пытался ответить на ее поцелуи, но был еще очень слаб. Тихим голосом он попросил апельсин. Янка побежала на базар ,а я осталась с ним.
- Я видел тебя во сне, – прошептал он, – почему то мы были вместе.
- Глупости все, Олег, ерунда – твердила я гладя его по гипсу. Все будет хорошо.
От слез не было видно ничего. Только милое, знакомое до каждой морщинки лицо...
Вернулась Яна, очистила ему апельсин. Палата наполнилась солнечным запахом. Потом Яна обняла его двумя руками, и осталась полулежать на кровати.
Я вышла из палаты. Где-то капала вода. Я прислонилась лбом к холодной стене. До сих пор помню запах краски и мои слезы на синей стене коридора. В эти дни самым сложным было скрывать от Яны и Олега мои чувства. Я разрывалась на две половины – я задыхалась от нежности к Олегу, о желания бесконечно заботится о нем. В то же время душил стыд перед Яной и боязнь сделать больно сестре.
Через неделю ему стало хуже. В бреду он твердил про какую-то непокоренную вершину. Янка знала о чем идет речь - Олег давно хотел взойти на одну небольшой горный пик. Несколько раз они с друзьями собирались совершить восхождение, но все обламывалось до смешного бездарно – то сессия, то погода плохая. Янка гладила его, целовала в лоб и тихо шептала «Миленький, я обещаю, если тебе станет лучше, я взойду на эту вершину за тебя».
Скоро Олег пришел в себя. Мы были очень рады. Янка поклялась что выполнит обещанное. «Мы не долго.» - шептала она ему в ухо – «дойду за тебя, и вернемся через 2 дня. Я тебе все расскажу. Милый не волнуйся. Все будет хорошо». Он не мог возразить, так как был очень слаб. Да и в палату нас пускали очень редко, мешал наплыв родственников.
Друзья Олега с радостью согласились взять нас. Я отговаривала Янку как могла. Но она упросила меня поехать с ней, не позволив остаться с Олегом.
Мы остановились в лагере, высоко в горах. В день приезда начался ужасный снегопад, наш коттедж завалило снегом почти на половину. Но мы не обращали на это внимания. Слэер напевал что-то из Цоя, все готовились, собирали рюкзаки. Янка было особенно воодушевлена. Казалось, что она забыла про Олега. Я глядела на их сборы, разделяя общую радость и суету. Только какое-то темное предчувствие скребло душу.
Кристально-чистое утро блестело на снегу миллионами бликов. Я поделилась с Яной своими волнениями. В ответ она весело рассмеялась и чмокнула меня в щеку. «Не волнуйся, подожди , мы буквально на два дня» - уверяла меня Яна.
Я не дождалась ее ни через два дня ни через пять. Я прождала целую неделю. В душе жила надежда, что все хорошо, с ней все нормально. Казалось, еще полчаса, распахнется дверь и Янка влетит, запыхаясь, рассказывая об их пути. Я тщетно вглядывалась в горы, ища причину ее невозвращения. Но горы безмолвствовали. От их спокойствия наворачивались слезы и начинали душить рыдания. В лагере говорили про лавину, готовилась спасательная экспедиция. Но разум отказывался в это верить.
На восьмой день ожидания в спасательная экспедиция доставила в лагерь 5 обмороженных, но живых, Янкиных друзей. Их тут же спустили в ближайший госпиталь. Еще привезли несколько спальных мешков. Они спокойно чернели во дворе среди суетящихся людей. В одном из них была Янка.
Похороны я помню очень плохо. Запомнилось только море цветов и заплаканные, бесцветные мамины глаза. Не верилось что в белой пропасти гроба лежит моя сестра. И что не за какие сокровища мира я не услышу ее смех и не прижмусь, как в детстве, щекой к щеке.
В эти страшные дни меньше всего я думала об Олеге. Я была уверенна что он ничего не знает. Друзья молча сговорились нечего ему не рассказывать.
Я решилась пойти в к Олегу только спустя две недели. Он принял меня молча. Он изменился – на лбу пролегла морщинка, а в волосах блестели серебренные нити.
- Почему вы молчали? Почему не сказали раньше? – был его первый вопрос.
Скрывать и врать было бесполезно – видно кто-то успел ему все рассказать. Я обещала себе быть стойкой и сильной, но от этих слов не сдержалась и разревелась. Я упала на колени возле его кровати. Он гладил мне голову, плечи, пытаясь успокоить. Проревевшись, я подняла голову и посмотрела ему в глаза. Они были полны слез.
Олег начал поправляться. Я забросила диплом, выбросила из жизни все и всех. Всей моей жизнью стал он. Со мной он делал первые шаги на непослушных ногах, только при мне он не скрывал слез боли.
О Яне он не говорил не слова. Но все равно, я знаю, он вспоминал ее. Я раздала все Янкины вещи, кассеты, украшения. Сняла со стены плакаты. И только горы смотрели на меня, напоминая о черном спальном мешке на снегу. Я плотно зашторивала окна. И старалась не появляться в нашей комнате.
Олега выписали через месяц. А еще через месяц мы поженились.
Он стал серьезным, прежняя безрассудность и риск сменились тихим молчаливым спокойствием. Олег постепенно отошел от старых друзей. Нашел престижную высокооплачиваемую работу. Мы поселились в центре города на первом этаже. Из моего окна не видно даже неба, его закрывают верхушки деревьев.
Жизнь приняла привычное русло. Скоро у нас появиться маленький Олежек, я уже чувствую биение его сердца.
Только тогда, когда я прихожу на старую квартиру навестить родителей, горы смотрят из окна безмолвным Янкиным взглядом.